Олег Морозов: Путин вне конкуренции, а оппозиция так и не ушла с улиц

О «прямой линии» с Путиным

Во-первых, это уникальный проект. Поскольку «прямая линия» проходила уже 15-й раз, в этом есть элемент политической традиции. Причем, я был свидетелем всех 15 линий. Когда они только начинались, сам по себе формат был удивителен — выходит президент и без всякой бумажки напрямую общается с самыми разными людьми. За 15 лет мы уже немножко привыкли к тому, что у нас такой президента, который 4 часа сидит перед камерами, ему задают вопросы, на которые он отвечает.

Постановочная часть, конечно, есть. Те, кто снимал девушку с 4-й стадией рака, делали это заранее.

Может быть, даже президент знал, что будет такой сюжет с очень болезненным вопросом. Я допускаю, что такое возможно. Но я не допускаю тотальной режиссуры, это просто невозможно.

А вот что не спросили у президента такого, о чем вы думаете: «Вот тут бы он не ответил», «А тут бы ушел от вопроса»? Спросили и про пенсии, и про низкие зарплаты, и разваливающееся жилье, и свалки, и больницу, которую закрыли. Тут тебе и Поклонская с фильмом (Алексея Учителя «Матильда»), и митинги 12 июня. Весь спектр тем, которые волнуют страну, был представлен.

Сложный для страны период

Эта встреча со страной прошла в очень критический момент. Давайте честно — мы так никогда не падали экономически, как падаем последние 3-4 года. Даже в кризис 2008-2009 это была горка и раз — мы вышли с перехлестом того, что потеряли. Сейчас рецессия гораздо более глубокая. И самое опасное в ней не то, что у нас остановился рост ВВП, и даже не то, что замедлился промышленный рост. У нас упали реальные доходы граждан. Растет количество людей, чье социально-экономическое неблагополучие они ощущают особо отчетливо.

Кроме того, мы никогда еще не находились в такой сложнейшей внешней ситуации.

Мы вспоминаем холодную войну, но так плохо как сегодня, не было никогда.

Нас обложили, пытаются опрокинуть все наши крупные международные проекты — Северный поток, Южный поток. Санкциями пытаются отрезать нас от современных технологий.

С другой стороны, по разным данным рейтинг Путина — за 80%. Это называют крымским консенсусом, когда вокруг Путина страна сплотилась. Мы сказали — Россия есть на политической карте мира и Крым мы не отдадим, Крым — наш. Страна восприняла это как новую психологическую конструкцию. Мы вдруг вспомнили, что мы — великая держава, мы умеем защищать свои интересы и не боимся конфликта.

При высочайшем уровне доверия к президенту со стороны населения, уровень доверия к региональным лидерам практически вдвое ниже. И это было видно по «прямой линии». Люди обращались к президенту: «Вы, Владимир Владимирович вот что говорите, а теперь посмотрите, что в реальности у нас творится».

Путин на распутье

Еще одна особенность «прямой линии» — больше до президентских выборов не будет встречи Путина со страной в этом формате. Если представить себе, а я очень хочу в это верить, что президент идет на выборы, и по конституции у него такая возможность есть, эта встреча нужна, чтобы он вышел к стране с программой, которая страной будет воспринята. Путин как лидер сейчас на распутье. У него на столе три программы социально-экономического развития — от Кудрина, Глазьева и Титова. Так что встреча с населением — очередная сверка часов, какое решение принимать, как дальше действовать.

Это миф, что во власти сидят люди, которые все знают. Мнение политиков может поправить реальная жизнь — с помощью «прямой линии» можно узнать, работает механизм или нет, едет машина или не очень. Все, что касается программ ветхого и аварийного жилья в стране, как оказывает диалог, не работает. Значительная часть вопросов была про это. Так что такие встречи — публичный способ, чтобы у президента была своя картина мира, чтобы поставить соответствующие задачи перед исполнительной властью.

Поколение нулевых

Мы входим в новую стадию противоречий общественной, политической жизни. В политическую общественную жизнь вступает поколение, у которого нет памяти о Советском Союзе и реформах 90-х. В 90-е годы страна реформировалась с большим количеством ошибок, и ее трясло так, что неизвестно, как мы выскочили из этой петли, как она не затянулась по-настоящему. В том числе, и благодаря Путину.

А современное поколение вошло в сознательную жизнь в период относительного благополучия, когда их мамам и папам стали платить нормальную зарплату, в так называемые нулевые путинские годы. Революции, как известно, никогда не происходят на нижней точке падения. Потому что когда все рушится, людям не до политики, они пытаются выжить в жуткой ситуации. Революции случаются, когда социально-экономический тренд и сложившаяся стабильность начинают пошатываться. Плюс накапливаются проблемы. Ну что, коррупции у нас нет? Но мы по посадкам на европейском континенте точно первые, никто рядом не стоит.

8 губернаторов под арестом, 2 сидят, 2 министра в тюрьме, третий ждет срока. Если в этом, состоит борьба с коррупцией, то мы просто отчаянно боремся с ней.

Об уличной оппозиции

Я не могу сказать, что люди выходят на улицы на пустом месте. Есть конкретные проблемы, которые у них, родителей, их круга знакомых вызывают недовольство, несогласие. И они это демонстрируют.

Плохо то, что оппозиция, которая уличными методами пытается противостоять власти, сама не ушла с улицы. Она сама не стала программной, идеологической, партийной оппозицией. Она как была уличной, так и осталась. Она как привыкла только этим способом разговаривать с властью, так и разговаривает. Она не представлена нигде.

Когда им задают резонный вопрос: «Хорошо, ты теперь власть. Скажи, что я от тебя как гражданин получу?», вдруг лидер этой оппозиции даже не знает доходную часть бюджета. Ему говорят: «Хорошо, ты утверждаешь, надо повысить долю расходов на образование. Какая сейчас доля и до какой надо повысить?». А человек не может ответить. Но я то хочу знать, кто меня ведет на баррикады.

В уличном протесте меня не пугает ни массовость, ни то, что дети выходят. Когда я работал в аппарате президента, митинги были кратно больше. Но тогда все митинги разрешилась, протестующие выходили с плакатами, не было столкновений с полицией. Они выходили и говорили: «Дайте нам право пройти в центре города, и мы вам покажем, чего хотим». А нынешние говорят: «Зачем нам это? Так и дурак сможет. Вы нас побейте немножко, повоюйте на улицах». Вот в чем смысл протеста, и это мне не нравится. Плохо, что в эту сторону сместился конфликт между властью и протестующими. Происходит какой-то сбой. И я даже не знаю, кого в этом больше упрекать — власть или митингующих. Наверное, власть тоже не дорабатывает, раз не смогла договориться. Или совершенно не договороспособная часть оппозиции, которая хочет только так — через конфликт, драку, каталажки протестовать.

Я не понимаю, чего хочет эта уличная оппозиция. Кроме одного — я понимаю, что она не согласна, недовольна. Я не понимаю, что они буду делать со страной. И почему они не хотят для начала побороться за власть в условном селе Кукуево. Придите сначала туда, расскажите, что будете делать, изберитесь, станьте главой муниципального совета и покажите, как вы умеете рулить. Или возьмите мелкий городок. Или сразу надо брать Москву, Казань, Кремль, Дом Правительства?

Здесь начинаются вопросы, потому что я не очень понимаю, что хотят сделать с моей страной, семьей, детьми, внуками. И это меня сильно пугает.

Что случилось в Украине? Мы государство потеряли, Крым отвалился, на Юго-Востоке идет война. Я не хочу такого будущего для нашей страны.

О Навальном

Я не знаком с ним лично, ни разу в жизни не встречался и не общался. Никакой специальной стратегии и тактики выращивания Навального как оппонента в те времена, когда я был в аппарате президента, не было и не могло быть. Он сам рос как политик и публичный деятель. Он и его партнеры блистательно использовал силу соцсетей в публичном росте.

Это человек, который достаточно умело использует различные инструменты работы со своими сторонниками.

Это такая умелая технология формирования достаточно сектантской психологии, когда есть вера в лидера, что бы он ни делал или говорил. Его сторонникам достаточно, что он такой смелый и выступает против этого режим и власти.

Но если идти глубже и разбираться, так ли он хорошо понимает, что нужно делать в стране… На пресс-конференции в Казани он «поплыл» в вопросе про национальные отношения, оказалось, что он совершенно не в теме и не знает, как здесь все устроено.

Проблема, которую я вижу за этим господином состоит в том, что это игрок, который достаточно умело играет на протестной поляне и не заботится, что будет, когда действительно придется принимать какие-то управленческие решения. Мне кажется, сама его задача — быть в борьбе, пока драка, это и создает весь драйв и историю.

Ненормально, что оппозиция балансирует на грани закона, прощупывая режим на прочность. Закон надо применять всегда. Если митинг несанкционированный и кто-то в ходе несанкционированной акции нарушает общественный порядок, реакция должна быть адекватной, как это прописано в законе. Нравится это мне или нет. И личная точка зрения не имеет значения. И что мне не нравится в действиях этого господина — он все время пробует страну на то, будет закон применяться или нет.

На мой взгляд, Путин вне конкуренции. Об этом говорит всё. И не потому, что я сторонник Путина, а потому что это так.

Об «утечке мозгов»

Как сделать так, чтобы талантливая молодежь не уезжала? Лет 7 назад разговаривал с нашим известным врачом Рошалем. Он говорил: «Принимайте закон о распределении медиков. Закончил мединститут на бюджетной основе, будь добр три года отработать там, куда тебя отправили — будь то Мензелинск или другой городок». Потом предлагали сделать такое же с учителями. Но с этими иллюзиями придется расставаться.

Весь мир так устроен. Из Америки уезжают в другие страны, там в науке давно доминируют китайцы, японцы, наши ученые.

Ну не закроем мы страну, и Казань не закроем. Если здесь условия будут круче, например, в Иннополисе для айтишников, чем где бы то ни было в стране, не наши побегут отсюда, а к нам будут приезжать. Другого способа просто нет. Мы должны создать конкурентные условия там, где люди родились и учились. Нет — убегут, чтобы мы с вами ни делали.