Художник от Бога

В Национальной галерее «Хазинэ» 27 июля открывается выставка татарстанского художника  Михаила Нефедова, приуроченная к 56-летию творческой деятельности. Корреспондент портала «Вверх» побывал в гостях 80-летнего мастера и его супруги и выяснил, как «избушка Бабы Яги» в Раифе превратилась в уютный дом-мастерскую, что в его творчестве привлекает и «братков», и аристократов и для чего он изобрел собственный художественный жанр.

Вот уже без малого двадцать лет Михаил Кузьмич и его жена Галина Григорьевна живут в селе, расположенном между Раифским Богородичным монастырем и дендрарием Волжско-Камского заповедника. Место тихое, живописное о таком, любой художник может мечтать. Удивительно, но родился Михаил Нефедов в другом «монастырском» селе Татарстана – Семиозерке. И хотя на своем веку он пожил в самых разных уголках Советского союза, судьба вновь привела его на родину и не куда-нибудь, а к Раифской обители. Приехал как-то сюда с супругой на этюды и остался. То ли художник выбрал предназначенное ему место, то ли место выбрало его. А о предназначении в жизни Михаила Кузьмича можно говорить много. Начать, пожалуй, следует с того, что художником он стал вопреки воле отца.

- Рисовать начал рано, где-то с 13 лет. Ходил в кружок. А годы-то были суровые, послевоенные, - рассказывает мастер. - И окружала меня не интеллигенция, я рос в среде рабочих и крестьян.

И вот как двойки я начал получать в школе из-за того, что отвлекался, отец возмутился: «Что такое? Или учеба, или рисование!» Сам он был начальник лесозаготовок. Говорил, что художники народ нищий.

По настоянию отца подросток поступил в Васильевский лесотехнический техникум. Но и свое увлечение не оставил, параллельно занимался в художественном училище. А в знак протеста на столе вырезал надпись «Все равно буду художником».  В техникуме произошел любопытный эпизод.

- У нас секретарем работала Клавдия Параменовна. Как-то она подводит ко мне за руку мальчика лет 12, своего сына. Говорит, вот рисует и рисует. А я тогда уже в техникуме авторитет был в этом вопросе, стенгазету выпускал. Посмотрел его рисунки: черно-белые, углем сделаны. Спросил его, хочешь быть художником? Он говорит, да. Посоветовал ему, тогда, надо к этому серьезно относиться. Звали мальчика Костя Васильев.

В последствие мать отправила сыны в Казанское художественное училище. И вырос из него известный всю страну художник Константин Васильев.

А Михаила Нефедова из техникума забрали в армию. Но, там, как не удивительно, его занятия живописью не прервались. Напротив, руководство всячески поощряло его талант.

- Служилось хорошо. Дали возможность учиться. Меня полковник привязала к клубу Дома Офицеров. Рисовал портреты солдатиков, офицеров. И вот с одной картиной даже участвовал во Всеармейской выставке в Москве в 1958 году. Мне выделили творческий день. Это и была моя первая выставка.

После армии Михаил Нефедов успел поучиться на декоратора в училище и даже поработать на казанском телевидении в 1963-64 годах в компании с другими художниками. Здесь руководство тоже им благоволило, позволяло совмещать работу и творчество. 

- Бывало, рассядемся вокруг телестудии и пишем этюды, - смеется Михаил Кузьмич.

А в 1965 его вместе с супругой Галиной пригласили на Байконур. Там требовался главный художник в Дом офицеров. При этом молодую семью, стоявшую в долгой очереди на квартиру в Казани, обещали быстро обеспечить жильем. Так начался новый этап в жизни.

Парадокс, вроде бы отправились в глушь посреди степи, а оказались в культурном центре.

- Это был конгломерат интеллигенции, - вспоминает Галина Григорьевна. – В такой творческой атмосфере мы жили! Работал Народный театр, в хоре пел Саша Ландо, потом он стал музыкальным руководителем Театра Советской армии. А в подчинении у Миши работала женщина, окончившая Питерскую художественную академию.

Она говорила: «Мишка, ты художник от Бога! Почему вы провинциалы боитесь столичных вузов? Поступай, учись!»

И Михаил Нефедов поступил, правда, в вуз столицы Казахстана – Алма-Аты, на художественно-графический факультет Государственного педагогического института имени Абая. Здесь же состоялась его первая персональная выставка. «Что видел, то писал», - дает емкую характеристику тому творческому периоду Михаил Кузьмич. Такой вот казахский акын-живописец.

- Этюды делал каждый день. Вставал в 4 часа утра, пока нет жары, и шел на улицу работать, - говорит он. -  Вел ИЗОстудию. Там были одаренные солдаты, офицеры.

В Казахстане Нефедовы пробыли три года, а потом из-за проблем со здоровьем у Галины Григорьевной решили перебраться в Киргизию, в горный городок Пржевальск на границе с Китаем. Здесь супруги прожили долгих восемь лет. А потом «горы стали давить», затосковали по русской природе, да по состоянию здоровья, опять же, требовалось сменить климат. В Казани им податься было некуда. Посоветовали попытать счастья в соседней Йошкар-Оле. Поучить жилье там было проще. Там и осели, Михаил Кузьмич устроился в местный Союз художников.

- Славы никакой не надо было, хотелось спокойно жить, творить, - поясняет он. – Работали на бесплатной академической даче, она давала мощный творческий заряд. Со всей страны собирались художники, учились друг у друга.  Писал портреты, пейзажи. В Марий Эл нравился лес. У меня с детства к нему любовь привита.

Здесь же Михаил Нефедов открывает новую страницу в своем творчестве.

- Его как прорвало. Пошли крупные жанровые работы об истории России, на православную тематику, – рассказывает жена.

-  А там владыка такой замечательный, епископ Йошкар-Олинский и Марийский Иоанн. Можно было в любое время набрать его номер телефона. Он садился сам за руль и приезжал в мастерскую консультировать Мишу. 

- Подружились мы. Он благословил меня на одну работу, называется «Покаяние», - добавляет Михаил Кузьмич. - Я историю-то не глубоко знал, потом втянулся и стал черпать сюжеты на религиозные темы. Я по-своему решил раскрыть их, через монументально-декоративный подход. В каждую эпоху живопись требует определенных канонов. А после 20 века, когда импрессионизм поломал все догмы, расширились рамки восприятия и у зрителей, и у художников. Вот у меня в руке чашка. Она и пятьсот лет тому назад была такой же, как и сейчас. Цвет и форма не меняется. А мышление у человека меняется! И если я буду думать как художник предыдущей эпохи, то мне нужно и писать также, подражая ему. А творчество не любит подражания. Поэтому надо свой язык иметь. Вот я и нашел его. Поскольку я связан с декорациями, то живопись у меня приобрела немножко другой оттенок. Содержание и форма взаимосвязаны.  Рисунок – это содержание. Он сам по себе двухмерный. А цвет дает глубину -  пространство. И вот рисунок и цвет у меня существуют как бы независимо друг от друга.

Духовно-творческие поиски словно и вывели Михаила Кузьмича к стенам Раифской обители. Все началось, с того, что приятель, верующий человек, посоветовал поехать в Раифу  - место хорошее.  

- Ну, мы и поехали как-то туда на этюды. Монастырь тогда еще восстанавливали, - вспоминает Михаил Нефедов. - Я начал писать и сразу же местные жители заинтересовались, им понравилось. А потом отец Всеволод попросил отреставрировать иконы. Дали мастерскую.

Так по благословлению настоятеля монастыря семья обосновалась здесь. Поселились в заброшенном деревянном.

- Он поначалу был похож на избушку Бабы Яги, - смеется Галина Григорьевна, - Темный, мрачный, все здесь разваливалось. Его потому-то и люди до нас боялись брать.

Но послушник монастыря Денис, золотые руки,  потихоньку все нам отремонтировал.  Я потом спрашиваю его, сколько мы должны. А он говорит: «Мы разве с тобой о цене договаривались? Нет. Вот и спи спокойно, матушка».

Сейчас том Нефедовых это не избушка Бабы Яги, а какой-то сказочный терем - просторный, удивительно светлый. Словно через картины (а их здесь по стенам сотни) как сквозь витражные окна тоже проникает солнце.

Сколько их всего написано художник счету не ведет, равно как и не известна ему судьба многих проданных полотен. С горечью супруги вспоминают тяжелые 90-е годы, когда произведения, порой, приходилось отдавать за бесценок.

- Тогда по территории  всего бывшего СССР  ездили муж с женой, они называли себя искусствоведами, - рассказывает Галина Григорьевна. - Снимали помещение в Центральном доме художника в Москве, все по закону. Нет, аферистами их назвать нельзя, это были дельцы. Они брали работы у художников и обещали заплатить деньги, если картину удастся продать. Но какой именно процент не уточняли. А потом, как нам стало известно, многие из этих произведений покупали иностранцы, сотрудники посольств. Например, одну картину Миши купил первый председатель Европейского экономического союза Эмерсон. А мы получали с этого очень скромные деньги. Но даже эти крохи не дали нам умереть с голоду в то время.

Сам Михаил Кузьмич на протяжении многих лет продавал работы прямо у стен Раифского монастыря. Он со своими пейзажами сам стал неотъемлемой частью местного пейзажа.

Однажды прямо здесь  познакомился с известным художником и скульптором Михаилом Шемякиным, приехавшим в обитель. Пригласил в дом. Говорили как со старым знакомым, не было никакой дистанции. 

Гостил у Нефедовых целый и граф Петр Шереметьев, посещавший в 2005 году Казань.

Знакомый привез его специально к ним. Он очень долго рассматривал картины Михаила Кузьмича и кое-что приобрел.

При этом его творчество, что называется, близко и народу.   

- Помню, браткам с Васильева понравилась работа, посвященная Свияжску. А место-то это было разбойничье. Я это и отразил на полотне: на первом плане девки пьют, а на втором  свяижская архитектура. И они, видимо, это почувствовали, попросили, чтобы я им продал. Я отказывать не стал. Если человек просит, значит ему надо. У каждой картины есть свое предназначение. Здесь, как и в поэзии - один человек стих прочтет и не оценит, а другому он будет близок.

Дети Михаила Кузьмича по стопам отца не пошли, но выбрали близкую сферу. Они архитекторы. 

- Может это и к лучшему, профессия более надежная, - размышляет он и улыбается, ловя себя на том, что почти повторяет слова своего отца. - Всегда можно что-нибудь придумать в коллективе. А живописец что-нибудь не так сделал, и его ругают, на чем свет стоит.

На вопрос, не жалеет ли он теперь с высот прожитых лет о выбранном пути, смеется:

- А куда теперь денешься? Зато хоть в истории покопался, высказал свою точку зрения художественным языком. Жизнь ведь не заключается в богатстве, в деньгах. Они мешают только. 

Михаил Тихонов